Суворов и Ставрополь. Дейнеко В.

Местные ставропольские предания довольно правдоподобно связывают возникновение бывшей Ставропольской крепости с именем Суворова. Суво­рову приписываются закладка крепости и лагерная стоянка на холмистом мысе, на котором находится Казанский собор и здания интендантства; крест, не­давно поставленный на конце холма, обращенном к нижней части города, по преданию, тоже сочетается с его именем. Насколько эти предания верны, труд­но решить по имеющимся в наличности материа­лам, но они имеют неоспоримое фактическое осно­вание в том именно обстоятельстве, что Суворов был в Ставрополе в первый же год его существования.

Суворов и город Ставрополь. Первая страница истории города Ставрополя. (В. Дейнеко)

Громкое имя Суворова записано в истории Кав­каза настолько почетным и блестящим образом, что оно скорее принадлежит истории всего Северного Кавказа, чем истории отдельных выдающихся на­селенных его пунктов. При необыкновенной под­вижности Александра Васильевича, немного насе­ленных мест в четырехугольнике между городами Астраханью и Ростовом (кр. Св. Димитрия) и реками Тереком и Кубанью осталось непосещенными им. Но все-таки наиболее продолжительное пребыва­ние его падает на Астрахань, Ростов и Ейск и перво­начальную линию укреплений вдоль реки Кубани, главным образом, от ст. Кавказской до устья. Этот последний несомненный факт позволяет нам уста­новить, что пребывание гениального полководца в других местах Сев. Кавказа во всяком случае было весьма кратковременно и не могло быть ознамено­вано никакими выдающимися событиями (исклю­чая военные действия), которые позволили бы нам связать особенно тесно имя его с названием того или другого населенного пункта Сев. Кавказа, кроме упомянутых. Все-таки Суворов и г. Ставрополь друг другу не совсем чужие: по всей вероятности, Суворов был восприемником младенчествующего Ставропо­ля.

Возникновение первого поселения в восточной, нижней части современного Ставрополя находится в связи с историей Хоперского казачьего полка. В 1716 г. на р. Хопре (лев. пр. Дона) среди крес­тьянского русского населения поселились беглые черкесы, бежавшие из киргизского плена персия­не и в соседстве, недалеко от р. Битюга, некоторое число крещеных калмыков. Эти разноплеменные элементы постепенно слились с русским населени­ем, приняли православие и русский язык, образова­ли Хоперский казачий полк и поселились отчасти около Новохоперской крепости. По докладу Астра­ханского, Новороссийского и Азовского генерал-губернатора князя Г.А. Потемкина, утвержденному Императрицей Екатериной II 24 апреля 1777 года, полк этот в числе 500 взрослых казаков (не считая их семейств) был переселен на проектированную Г.А. Потемкиным (вероятно, по докладу генерала Медема) Азовско-Моздокскую линию, долженство­вавшую пройти чрез реки Золку, Куму, Карамык, Томузловую, Буйволу, Калаус мимо Черного Леса (около Ставрополя) вниз по Большому Егорлы-ку до Маныча и по Манычу до Дона у г. Черкасска (старого, пониже Ростова). Левый крайний пункт должен был составлять г. Моздок, правый же г. Ст. Черкасск и кр. Св. Димитрия (Ростов), лежавшие почти у самого устья Дона недалеко от впадения его в Азовское море (отсюда название линии Азовско-Моздокская). Выполнителем укрепления линии был генерал-поручик Иван Варфоломеевич Якоби (тогда генерал-майор), который в качестве военно­го астраханского губернатора принял команду над Кавказским корпусом и всею местностью от проек­тированной линии к востоку, кончая Астраханью, от генерала Медема 21-го мая 1777 года по назначению и приказу светлейшего. Кроме Хоперского полка, на линию были назна­чены еще для прикрытия и крепостных работ Волж­ский казачий полк, Владимирский драгунский, Кабардинский пехотный, два донских полка и два егерских батальона. Грубыми штрихами эта линия была уже обоз­начена: на ней кое-где находились военные посты с казачьими маленькими поселками, обнесенными высокими плетневыми оградами с бойницами и небольшим передовым рвом. Потом только неко­торые получили еще земляные брустверы с барбе­тами и амбразурами для орудий. Близ девственной лесной пустыни Черного Леса, на окраине которой находилось и место, занятое потом Ставрополем, на верхнем истоке р. Егорлыка, называемом Ташлою, был расположен пост № 8, ныне станица Михай­ловская, когда пришли к истоку другой р. Ташлы, называвшемуся тогда Члою, хоперские казаки. Прибытие их нужно отнести к поздней осени 1777 г., ибо между утверждением Потемкинского докла­да от 24-го апреля императрицею и приведением в исполнение плана Азовско-Моздокской линии ге­нералом Якоби, принявшим дела от Медема только 21-го мая, должно было пройти значительное вре­мя. Если даже согласиться с догадкою «Памят. кн. Ставр. губ. на 1893 г.», что «день престола первой в Ставропольской станице церкви, построенной во имя Казанской Божией Матери, празднуемой 22-го октября, отмечал собою время прибытия хоперских казаков на новое местожительство и начало зало­жения Ставропольской крепости», то придется ог­раничить это допущение в таком смысле, что в этот день, возможно, прибыли хоперцы, но о закладке не только крепости, но даже и станицы 22-го октяб­ря 1777 г. не может быть и речи. Неопровержимое доказательство этого находится в Кавказском сбор­нике (за 1897 г. т. 18), в «материалах для истории Северного Кавказа», где в «описании городов, кре­постей и пр.», составленном от 16-го января 1792 г. по приказанию и под руководством графа Гудовича, даются следующие сведения о гор. Ставрополе: «Го­род Ставрополь в 1778 году заселен станицею и на­именован крепостью Ставропольскою, а 1786 года в январе месяце, по открытии Кавказского Наместни­чества, учрежден городом. При сем городе в станице поселенного Хоперского казачьего полка служащих и неслужащих старшин и казаков 745. Жителей, за­писавшихся по городовому положению: купцов 181, мещан 119. Всех 1045 (с казаками). К хлебопашеству и сенным покосам земли и лесу на всякое употреб­ление еще не отмежевано, а довольствуются всем из общественных дач, казне принадлежащих». Там же сообщается, что, кроме Ставрополя, хоперцами пос­троены и заселены станицы: Андреевская, переиме­нованная в Северную, Московская и Донская.

Вся площадь верхней части современного Ставрополя тогда была покрыта дремучим лесом, среди кото­рого, по причине валежника и каменной подпочвы, застаивалась на ровных местах вода и образовывала множество небольших и неглубоких болот (по верх­ней Базарной площади и вдоль улиц Воробьевской, Гимназической и Госпитальной далее на запад). Хоперцы, вероятно, по этой причине предпочли по­селиться на относительно сухом склоне этого плато, к востоку от отделившегося мысом от плато холма, занятого теперь Казанским собором и постройками интендантства, а в 1778 г. застроенного крепостью. В воспоминаниях старого кавказца М.Ф. Федоро­ва, бывшего Ставропольским полицеймейстером в 1857г. («Кавк. Сб». 1879 г. т. 3) и собиравшего исто­рические справки о г. Ставрополе, говорится, что из этого леса верхнего плато вытекал «единственный источник ключевой воды, куда жители крепости выходили за водою под прикрытием роты, при ору­дии», причем это сведение относит он к началу на­шего века. Тут, конечно, речь идет не о Карабинском источнике; едва ли также и о р. Чле (Ташле). Ско­рее, это ключ, протекающий в роще, или же вернее ключ, протекавший по современному Николаевско­му проспекту, где, еще по памяти старожилов, были болотистые рытвины, печальное воспоминание о когда-то бежавшем здесь ключе, который исчез с вы­рубкою на плато дремучего леса. Если таковы были суровые условия жизни Ставропольской крепости начала 19 века, в чем можно усомниться, то можно себе представить всю суровость жизненных условий первых насельников-хоперцев. Они жили в зем­лянках, совокупность которых составляла неболь­шую станицу, окруженную только рвом и плетнем; не были даже защищены стенами с пушками, ибо покровительство и защиту крепости они получили не ранее 1778 года, артиллерию же не ранее 1779 г., когда генерал Якоби прислал в только что отстро­енную крепость и станицу 13 полевых пушек и от­дал их в распоряжение казаков; последние обязаны были из своей среды назначать прислугу к этим ору­диям. Этим и можно объяснить находки небольших ядер и картечи как раз на месте хоперской станицы в нижнем Ставрополе.

Как имя князя Г.А. Потемки­на связано с главными мероприятиями правительс­тва на Север. Кавказе в эти годы, так исполнителя­ми этих мероприятий и главными инициаторами местных применений их являются генерал-поручи­ки И.В. Якоби и А.В. Суворов. Имя Якоби большая часть историков сочетает с возникновением между прочими Ставропольской крепости. Известный ис­торик «Кавказской войны» В. Потто говорит, что по инициативе Якоби были заложены новые крепости на Азовско-Моздокской линии: Екатериноград, Георгиевск и Ставрополь как главнейшие. Неизвестный историк «Памят. кн. Ставроп. губ.» передает, что «построение Ставропольской крепости производи­лось под наблюдением полковника Ладыженского, в распоряжении которого для производства крепос­тных работ состоял Владимирский драгунский полк и прибывшие для населения при крепости хоперс­кие казаки». По этой версии получается: инициатор крепости — Якоби, исполнители — Ладыженский с владимирскими драгунами и хоперскими казаками. При этом построение относится к концу 1777 года, что совершенно противоречит вышеуказанному до­кументальному «описанию городов и пр.» графа Гудовича. Самое большее, что успели сделать хоперцы, это выстроить землянки ввиду наступающей зимы, которая, как известно, в возвышенной местности г. Ставрополя не отличается особенною мягкостью даже тогда, когда по соседней Кубани она доволь­но сносна. Где были владимирцы, трудно сказать, вероятнее всего — на Тереке или Малке, где легче было разместить и прокормить этот большой 10-эс-кадронный полк; в ставропольской же лесной пус­тыне это сделать было невозможно, хотя зима с 1777 на 1778 год по Кубани была сравнительно мягкая и малоснежная. Но это точно известно только отно­сительно нижнего и среднего течения реки Кубани; тамошний климат не может служить показателем для весьма своеобразного Ставропольского. Во вся­ком случае, к постройке Ставропольской крепости едва ли могли приступить хоперцы с прибывшими владимирцами ранее марта месяца 1778 года, когда владимирцы уже перешли из-под команды Якоби в команду Суворова.

Якоби, как было указано, принял команду над Кавказским корпусом 21 мая 1777 г. Несколько поз­же соседом его и командиром Кубанского корпуса является генерал-поручик А.В. Суворов. По приказу светлейшего (Потемкина), он 19 декабря 1776 года поступил под начальство князя Прозоровского в Крымский корпус, в январе за болезнью князя им командовал, а в июне 1777 года, тяготясь зависимос­тью от него и климатом, уехал в отпуск в Полтаву к жене и пробыл там до конца ноября, когда получил предписание от Румянцева, главного командира всех южных военных сил, вернуться немедленно в Крым. Не желая возвращаться под начальство антипатич­ного ему Прозоровского, Суворов обратился за пок­ровительством к светлейшему, и Румянцев получил из Петербурга приказ отдать в главную команду Су­ворова Кубанский корпус, стоявший от кр. Св. Ди­митрия до гор. Ейска. Хотя корпус этот находился в косвенной зависимости от Прозоровского, Суворов сумел добиться полной независимости от него. Он приехал на Кубань в половине января 1778 года и пробыл на первый раз здесь около 100 дней, до конца апреля месяца, когда он должен был принять глав­ное начальство и над Крымским корпусом за уволь­нением Прозоровского в двухгодовой отпуск; Кубан­ский корпус все-таки оставался под его начальством до конца 1778 года.В эти 100 дней первого пребывания Суворова на Кубани было сделано изумительно много: войска обучены на Суворовский лад, остановлены набеги закубанских татар, весь край объехан, изучен и опи­сан, было выстроено более 30 укреплений. При этом многие историки (Потто, Бобровский) согласно ука­зывают, что укрепления прикубанские начинались с нынешней станицы Кавказской, тогда еле намечен­ный редут, но ничего не упоминают о Ставрополе. А. Петрушевский указывает, что Суворовым лично осмотрен и описан край по берегу моря до Кубани и по Кубани до Копыла, тогда как на карте «Кубанской линии крепостей и укреплений», составленной лич­но Суворовым в 1778 г., обозначено урочище Темижбек недалеко от теперешней Кавказской станицы на Кубани, что служит ясным доказательством, что Суворов побывал в местах недалеко от Ставрополя.Постройка укреплений отчасти началась до прибы­тия Суворова, но большинство было заложено при нем (Александровское, Марьинское, Копыльское, Новотроицкое и др.), причем Суворов все объезжал, за всем наблюдал сам. В команду его поступили пять полков пехоты, 10-эскадронный Владимирский дра­гунский полк, 20 эскадронов гусар, 4 полка донцев и 12 орудий. Прикубанский край был еще безлюден, если не считать бродивших кое-где по северному берегу ногайцев и донских гулебщиков; закубанский край привольно заселен черкесами и кое-где ногайскими и карачаевскими татарами, враждеб­ными России по влияниям Турции, считавшей этих свободных дикарей в сфере своего влияния и даже подданства.Укрепления нужно было строить солдатскими руками и притом в самое короткое время, так как опасались нового разрыва с Турцией по поводу крымских дел.Если Владимирский драгунский полк строил Ставропольскую крепость, то в районе вверенных Суворову войск он, следовательно, занимал самое восточное положение, служил коммуникации, и при том непосредственной, Кубанской линии с Азовско-Моздокской. Мы видели уже, что едва ли он мог зимовать в холодной ставропольской пустыне, ка­ковое удовольствие выпало в зиму с 1777 г. на 1778 г. на долю хоперцев. Перезимовав, вероятно, на Тере­ке и будучи вытребованы в команду Суворова, владимирцы на походе (в конце февраля или в марте) за недостатком, возможно, людей были задержаны для постройки Ставропольской крепости — таково первое и наиболее вероятное предположение. В та­ком случае Суворов, который всегда объезжал вве­ренные ему войска, был в Ставрополе хотя бы по той причине, чтобы вывести поскорее свой полк с чужой линии на свою. Но возможно и другое допущение. Бобровский просто говорит, что вышепоименован­ные войска поступили под начальство Суворова в половине января 1778 г., тогда можно допустить, что Владимирский полк зимовал или в г. Ейске, или около кр. Св. Димитрия (Ростов). В последнем слу­чае получается картина построения кубанских укре­плений от устья к верховьям, причем владимирцы идут с запада на восток, пока не достигают Азовско-Моздокской линии, на которую почему-то перехо­дят и строят Ставропольскую крепость, что весьма неправдоподобно. Владимирский драгунский полк или находился в команде Якоби в 1778 г. и строил Ставропольскую крепость, не поступая в команду Суворова, что несогласно с фактом, или перешел в команду Суворова от Якоби и на походе строил не­которое время Ставропольскую крепость, или же совсем не участвовал в построении этой крепости, тогда имя Суворова не имеет никакого отношения к ее построению, ибо только именем Владимирского полка связывается в 1778 г. имя Суворова с построе­нием Ставропольской крепости: неучастие этого полка в постройке исключает и участие Суворова.В конце апреля 1778 г. Суворов, оставляя за собою главную команду над Кубанским корпусом, вверен­ным им генерал-майору Райзеру, заведшему ссоры с закубанцами и излишнее кровопролитие, уехал для главного начальствования в Крым, где беспо­рядки, интриги и морские демонстрации турок, не­удовольствие с ханом и крымцами из-за выселения крымских христиан на Бердянскую линию были так велики и сложны, что поглотили всецело все время с мая до самого конца года: Суворов не имел воз­можности ни проверить Райзера на Кубани, ни сви­деться с семейством в Полтаве. Бестактные дейст­вия Райзера, ссоры его с закубанцами, бесполезное кровопролитие и смута имели следствием выговор Райзеру и предание суду многих его подчиненных. Обстоятельства эти исключают возможность выде­ления владимирских драгун из состава Кубанского корпуса для построения Ставропольской крепости в период с мая месяца до конца 1778 г., т.е. как раз в период отсутствия Суворова на Кубани. Причем не­обходимо заметить, что и в своем присутствии Су­воров при нормальном ходе дела считал Кубанский корпус очень слабым и требовал подкрепления в три батальона, но не получил. Что же представля­ли Кубанские силы в его отсутствие при водворив­шемся беспорядке? Владимирский полк, очевидно, не мог участвовать в это время в постройке Ставро­польской крепости. Всего вероятнее, хоперцы одни достраивали свою станицу, доканчивали станичные и крепостные укрепления.

Только 1-го или 2-го января 1779 г. удалось вырваться Суворо­ву из крымского ада. Он отправился немедленно в Пол­таву на свидание с семьею, прожил не­делю с небольшим и помчался в Аст­рахань по экстрен­ному делу. В чем состояло оно, точно неизвестно, но со­вершенно понятно из образа действия Суворова. По при­бытии в Астрахань Суворов немедлен­но отправляется на Терек, в Кизляр и Моздок, проезжает по всем укреплениям Азовско-Моздокской и Кубанской линии, чрез кр. Св. Ди­митрия (Ростов) на Бердянскую линию и возвраща­ется по Арабатской стрелке в Крым в конце февраля 1779 года. На этом огромном пути он внимательно осматривает все укрепления и старается изучить положение дел. Нас не должна удивлять изумитель­ная быстрота этого объезда, сделанного Суворовым в 40 с небольшим дней, объезда около 3,5 т. верст, если мы припомним, что от пехотного солдата он требовал, в случае нужды, до 70 верст в день. То су­воровские переходы. Сам же он на лошадях делал по хорошим степным дорогам едва ли менее двухсот верст в сутки. Миновать Ставропольскую крепость он не мог уже по тому обстоятельству, что она лежит на линии и единственной дороге. Сколько Суворов пробыл в Ставропольской крепости и станице, неиз­вестно; столько, конечно, чтобы проинспектировать ее укрепления, получить сведения о местном поло­жении, отдохнуть и переменить лошадей. Возмож­но, даже только последнее, так как он мог знать, как мы видели, Ставропольскую крепость еще в один из первых четырех месяцев 1778 г. Если в это время или же во время объезда 1779 г. совершалась в Став­рополе закладка или освящение часовни, то Суво­ров, при своей искренней религиозности, конечно, принимал участие в этой церемонии.То обстоятельство, что Кубанскую линию укрепле­ний он возводил сам, а в Астраханское военное управ­ление генерала Якоби он был послан, очевидно, для высшего инспектирования, позволяет нам думать, что именно на Кавказском корпусе и укреплениях по Тереку и Азовско-Моздокской линии было сосредо­точено главное его внимание. На Кубани же дело его состояло только в отрешении от команды Райзера за его непонимание той истины, что «благомудрое ве­ликодушие иногда более полезно, нежели стремглавный военный меч», ибо Суворов всегда избегал кро­вопролития, насколько это от него зависело.На Кубани же он постарался закрепить прежние хорошие отношения с прикубанскими ногайцами, что принесло в том же году хорошие плоды.Предусмотрительность правительства, послав­шего такого строгого и опытного инспектора, каким был Суворов, на линии Кавказских крепостей, полу­чила блестящее оправдание в скором времени после проезда Суворова по этой линии.Очевидно, с русской стороны ждали нападения на линию со стороны кабардинцев и черкесов и го­товились к отражению его. Из 30 полевых орудий, находившихся в распоряжении Якоби, в Моздоке было оставлено только 4, тогда как в Георгиевской и Ставропольской крепостях было сосредоточено по 13 орудий, что указывает на значение, придавае­мое этим только что возникшим укреплениям. Сам Якоби, вероятно, объезжавший вместе с Суворовым линию, остается на ней и располагается с главными силами у кр. Св. Павла. С весны 1779 года начался целый ряд нападений черкесов и кабардинцев, ре­шившихся во что бы то ни стало уничтожить линию, стеснявшую их безнаказанные грабежи. Почти од­новременно в конце мая и начале июня они огром­ными скопищами обрушиваются на линию с неве­роятным упорством, яростью и дикою энергией: до самых времен Шамиля не было такого обдуманного и сильного нападения. Кабардинцы налегли на само­го Якоби, а черкесы перешли в прикубанские части и обрушились главною массою на Ставропольское и окрестные укрепления. В Ставрополе против пол­торы тысячи черкесов оказалось всего 200 человек казаков. Казаки оказали геройское сопротивление и разбили черкесов наголову. Это первая боевая заслу­га Ставрополя перед Россией через год с небольшим после его возникновения, тесно связанная с именами хоперских казаков, Суворова и Якоби. По всей объеханной только что Суворовым линии русские одер­жали полную победу. Большая часть прикубанских ногайцев, обыкновенно бывших заодно с черкесами, не только не оказали им помощи, но даже перессо­рились с ними и вступили в кровопролитную войну, тянувшуюся почти три года и осложненную междо­усобиями среди самих ногаев. Часть их была заодно с черкесами против сородичей и русских. Черкесы в союзе с ними в 1780 году опять напали на Ставрополь, но были разбиты двумя сотнями донцов под началь­ством есаула Локтионова, причем попался в плен их предводитель Аслам-Гирей, из крымских Гиреев.Анархия среди ногайцев и свободные переходы черкесов через Кубань, не давшие возможности развиться русской колонизации в ставропольских степях, объясняются выводом Кубанского корпуса с Кубани, причем часть войск ушла в Ейск и на Дон, часть же, в том числе и Владимирский драгунский полк, поступила на Азовско-Моздокскую линию и участвовала в отбитии нападений кабардинцев и черкесов на линию. Это произошло вследствие из­менения отношений к Турции, подтвердившей усло­вия Кучук-Кайнарджийского мира и прекратившей попытки к вмешательству в крымские дела конвен­цией в марте 1779 года Суворов выслал русские вой­ска из Крыма и прикубанского края весною, и сам, наконец, освободился от своей трудной крымской задачи в июле месяце 1779 года и ухал в Полтаву.Дальнейшая его деятельность тоже до известной степени принадлежит Сев. Кавказу. В конце 1779 года Суворов был вызван в Петербург и во время милости­вой аудиенции императрицею был награжден звез­дою Св. Александра Невского с собственной одежды государыни. Два года (1780 и 1781 г.) он провел в Аст­рахани по особенному поручению следить за делами Персии и Индии, потом до августа 1782 года коман­довал Казанскою дивизией. После этого он получил опять в команду войска, назначенные в Крым, и сей­час же Кубанский корпус вторично. Поместив семью свою в кр. Св. Дмитрия, он главную квартиру свою учредил в городе Ейске и занял войсками линию до Тамани, подготовляя присоединение прикубанского края к России. Образ действий его с ногайцами был вполне миролюбив и тактичен. После манифеста от 8-го января 1783 года «о принятии полуострова Крым­ского, острова Тамани и всей Кубанской стороны под Российскую державу» ему в июне удалось благопо­лучно привести ногайцев к присяге на верноподдан­ство. Но переселение их в Уральские степи, по приказу светлейшего, вызвало недоразумения, нападения на русские отряды, кончившиеся разгромом ногайцев, уходом многих за Кубань и необходимостью дать им памятный урок. Кровопролитный погром вековым хищникам был дан недалеко от впадения Лабы в Ку­бань в урочищах Керменчике и Сарычигере. Ногайцы навсегда были усмирены. Степи к востоку от Ставро­поля могли после этого довольно спокойно заселять­ся, а Кубанский край скоро ожил после переселения на Кубань запорожцев и малороссийских казаков и образования Черноморского войска.

В феврале 1784 года Суворов навсегда покинул прикавказские и прикаспийские страны, чтобы про­славить свое и русское имя у Черного моря, Дуная, Вислы и в Западной Европе до пределов Франции.Без его уже участия Сев. Кавказ и Ставрополь про­должали населяться и расти. В 1786 году Ставрополь превратился в город и один из главных центров рас­положения войск, с 15 ноября 1802 года сделался уезд­ным городом восстановленной Кавказской губернии, а после ее превращения в область 24 июля 1822 года был намечен в главные областные города и фактиче­ски стал им после окончательного перевода присутст­венных мест из г. Георгиевска весною 1825 года.Потомки ставропольских первонасельников, со­временников пребывания Суворова на Кавказе, ви­девших его лично, хоперские казаки в том же 1825 году переселены на р. Куму и образовали станицу Ка­рантинную, впоследствии, по странному историческо­му совпадению и случаю, названную Суворовскою.