Гостиница Найтаки. Длинная история.
В начале 1837 года Иван Григорьевич Ганиловский обращается в городскую Думу с просьбой о разрешении постройки еще одного дома на принадлежащем ему месте на той же Большой Черкасской.
Проект здания, фасад которого украсили десять окон и большой балкон верхнего этажа, дверные проемы, окна и въезд для экипажей нижнего, «начертил коллежский секретарь Мичурин». С проектом здания были ознакомлены другие архитекторы, внесшие в него изменения.
В свой новый дом, который предполагалось закончить к приезду в Ставрополь императора Николая I, Иван Ганиловский и перенес гостиницу, официально именуемую «Ресторация». Ее арендатором являлся Петр Найтаки.
На протяжении всех последующих лет Иван Григорьевич делал пристройки к главному дому, в том числе, как было принято в домостроении первой половины прошлого века, устроил галерею, названную по фамилии постоянно проживающего в ней штабс-капитана Савельева — «Савельевской». Саму же гостиницу в обиходе именовали «Найтаковской», хотя, как указывает документ за 1844 год, «в доме городского головы Ганиловского помещалась гостиница под названием «Москва». Еще одно условное название гостиницы — «Офицерский клуб».
Между тем новое гостиничное заведение, именуемое не иначе как «Найтако- вское», стало своеобразным центром жизни, прежде всего, кавказского офицерства. И в этом была большая заслуга ее арендатора Петра Афанасьевича Найтаки. Как гласит легенда, сама фамилия у Петра Афанасьевича появилась, когда он прибыл из Греции в Таганрог, место сосредоточения беженцев из страны Эллады. Таможенный чиновник спросил у юного эмигранта, где он жил раньше. Тот ответил: «На Итаке», то есть на острове Итака. Но вместе трафы, где проживал подросток, чиновник внес запись в фамильную строку. Так и пошел уже на российской земле род Найтаки, который после Таганрога перебрался в Пятигорск, а затем в Ставрополь.
Начиная с 1837 года все мемуаристы и многие литераторы, посещавшие Ставрополь, упоминали об этой гостинице. В ней останавливались летописцы Кавказа Ф.Ф. Торнау и М.Я. Ольшевский, поэт П.А. Катенин. Здесь жили сосланные из Сибири на Кавказ декабристы — А.А. Бестужев, СИ. Кривцов, М.А. Назимов, Н.И. Лорер...
К 1841 году относится описание гостиницы, сделанное офицером П.И. Магденко: «Весной 1841 года я в четырехместной коляске с поваром и лакеем, в качестве ремонтера Борисоглебского уланского полка, с подорожною «по казенной надобности» катил с лихой четверкой к городу Ставрополю. Мы остановились перед домом, в котором внизу помещалась почтовая станция, а во втором этаже, кажется, единственная тогда в городе гостиница. Покуда человек мой хлопотал о лошадях, я пошел наверх и в ожидании обеда стал бродить по комнатам гостиницы. Помещение ее было довольно комфортабельно: комнаты высокие, мебель прекрасная. Большие растворенные окна дышали свежим живительным воздухом. Всюду военные лица, костюмы — ни одного штатского, и все почти раненые: кто без руки, кто без ноги, на лицах рубцы и шрамы; были и вовсе без рук; или без ног, на костылях; немало с черными широкими перевязками на голове и руках. Кто в эполетах, кто в сюртуке. Эта картина сбора раненых героев глубоко запала мне в душу. Незадолго перед тем было взято Дарго. Многие из присутствовавших участвовали в славных штурмах этого укрепленного аула. Зашел я и в бильярдную. По стенам ее тянулись кожаные диваны, на которых восседали штаб- и обер-офицеры, тоже большею частью раненые. Два офицера в сюртуках без эполет, одного и того же полка, играли на бильярде...». От своего товарища Нагорничевского ПИ. Магденко узнал, что тот играл в данной гостинице лично с Лермонтовым.
Далее офицер продолжал: «Вечерами в общих покоях было полно людей. В бильярдной, в гостиной, в номерах, лучшими из которых считались те, что располагались на «Савельевской галерее», — всюду шла азартная игра. В бильярд нередко играли по 100 рублей за партию. На столах игроков в карты лежали груды золота и кипы ассигнаций. Сам Найтаки, «маленький смуглый господин с огромными черными бакенбардами, был на своем посту, следя за развлечением гостей».
В книге Екатерины Петровны Лачиновой (1813—1896), жены кавказского генерала Н.Е. Лачинова, «Проделки на Кавказе», которая впервые была издана в 1842 году в журнале «Библиотечка для чтения» под псевдонимом Е. Хамар-Дабанов, также дается описание найтаковской гостиницы:
«...Завиделся Ставрополь. В продолжение семи верст езды вы рассматриваете его расположение по скату горы; оно вам понравится, особливо после утомительной картины степей. Несколько больших зданий, потом глубокий овраг, усеянный домиками, несколько церквей и садов — прекрасный вид!.. В Ставрополе найдете одну только роскошь, которой всю цену узнаете в особенности зимою. Это — гостиница. Стол в ней довольно дурен; но все чрезвычайно дорого, и в этой-то дороговизне большая выгода: сволочь не лезет туда. В этом трактире, который есть род клуба, вы проводите целые дни и находитесь в обществе всех приезжих, которых весною бывает очень много. В эту пору из всей российской армии съезжаются офицеры, командируемые на текущий год участвовать в экспедициях, равно как и те, которые кончили свой год и ожидают отправления к своим полкам. Гостиница — единственное место, где с некоторым удовольствием можно проводить время в Ставрополе: помещения опрятны, пространны и изрядно меблированы; первая комната — бильярдная, вторая
— столовая, третья — довольно большая зала, далее — две гостиные, в которых найдете «Русского инвалида», «Северную пчелу» и несколько ломберных столов, почти не закрывающихся. Прислуги довольно. Она опрятно одета и изрядно наметана. Честь и слава Найтаки, хозяину этого заведения!..».
В гостинице Найтаки М.Ю. Лермонтов останавливался неоднократно, начиная с 1837 года. В этой гостинице, по словам современника Николая Сатина, он встречал и приезд в Ставрополь императора Николая I 17 октября 1837 года. Этот сюжет подробно излагал ставропольский лермонтовед Андрей Васильевич Попов: «С утра Большая улица города была переполнена не только местными обывателями, но и крестьянами, и казаками, специально прибывшими сюда из окрестных сел и станиц. От станицы Старо-Марьевской до Ставрополя по обеим сторонам дороги были расставлены смоляные бочки, долженствовавшие освещать путь царю. В 8 часов вечера вдали показались движущиеся огни: это казаки скакали с факелами, сопровождая поезд царя.
Дружеская компания декабристов и их приятелей сидела в гостинице за шампанским, когда с улицы, со стороны Тифлисских ворот, послышалось «ура». «Мы вышли на балкон, — вспоминает Сатин, — вдали, окруженная горящими смоляными факелами, двигалась темная масса, в этой картине было что-то мрачное.
— Господа, — закричал Одоевский, — смотрите, ведь это похоже на похороны. Ах, если бы мы подоспели».
И выпив залпом бокал, он прокричал по-латыни что-то такое, чего осторожный Сатин не решился передать в рукописи своих «воспоминаний».
(С латыни то были слова приветствия римских гладиаторов Цезарю: «Идущие на смерть приветствуют тебя»).
Дерзкий отчаянный тост ошеломил всю компанию. В своих воспоминаниях Сатин продолжает:
— Сумасшедший, — сказали мы все, увлекая его (Одоевского) в комнату. — Что вы делаете?! Ведь вас могут услышать — и тогда беда!
— У нас в России полиция еще не научилась по-латыни, — ответил он, добродушно смеясь...
Об этом событии рассказал и писатель С.Н. Голубев, в прошлом ученик Ставропольской мужской гимназии, которому в 1908 году, со слов самого Сатина, рассказал учитель латинского языка П.Н. Черняев:
«...Представьте себе ночь — осеннюю ночь, черную, как... Ну, вообще черную. Через Ставрополь проезжал Николай I. Император. Конечно — иллюминация... Плошки чадят... Народ толпами, Словом, так. А в гостинице — молодые люди. Один — Лермонтов.
— поэт... Ага! Что — интересно? Вот! Другой — тоже поэт... Из декабристов.. Одоевский Александр... Оба — между двумя ссылками... И егце один будущий поэт, молоденький Сатин Николай. Были друзья, — просвещенные, честные, смелые... Да... Я знал Сатина... Он мне и рассказывал это... Стариком... Очень болен был и рассказывал... Вот сидели они... Разговаривали. Пили вино. Было о чем поговорить — о? И за что выпить и умереть... Ну, хорошо... Так! Вот... Вдруг декабрист Одоевский Александр выскочил на балкон. Плошки чадили... Мрачно! Заметьте: император был в Ставрополе, и Одоевский закричал: «Авэ Цезар, моритури, тэ салютант!» Все испугались — страшно. Не знаю, как Лермонтов... Может быть, и он испугался. А? Вы думаете — нет? Вот... Схватили Одоевского за руку.
— «Что ты, брат? Услышат, беда! «Ну, господа, русская полиция по латыни еще не обучена!» — Правильно. Но — смело. Даже — до дерзости: — а?».
Здесь надо сказать, что к старости Николай Сатин путал имена и время многих событий. Об этом, в частности, писал в своей книге «Лермонтов на Кавказе» и сам А.В. Попов.
Как пишут сегодняшние лермонтоведы В А. Захаров и В.Н. Кравченко, к приезду Николая I в Ставрополь все декабристы, до этого находившиеся в той же гостинице Найтаки, а именно Нарышкин, Назимов, Черкасов, Лорер, Розен и Одоевский или рке были отправлены в назначенные им полки, или как Е А. Розен еще не добрались до Ставрополя. В городе с Лермонтовым из декабристов могли быть лишь Голицын и Лихарев.
Думается, что отечествоведы все же найдут документы, касающиеся пребывания в Ставрополе декабристов в день приезда сюда императора Николая I. Это только небольшой сюжет в сложной истории взаимоотношений и контактов Николая I и декабристов и короткий факт из многостраничной истории Ставрополя.
К этому следует добавить, что в Кавказской войне, помимо основной массы порядочного русского офицерства, участвовали «сынки» из богатых сословий, попавшие на Кавказ ради чинов и орденов, а также ради возможности бесшабашного времяпрепровождения. Так, известный педагог и литератор Михаил Краснов, в своей книге «Просветители Кавказа» по этому поводу писал: «...Ставрополь в это время, как центр управления всех войск правого фланга, переполнен был искателями приключений и военных отличий. Среди них находились и графы, и князья, и вообще люди с громкими фамилиями, заехавшие сюда для легкой добычи чинов, орденов и военной славы. Все это им легко давалось: стоило только предъявить от какой-либо интересной особы рекомендательное письмо и просить Завадовского, или другое близкое к нему лицо, прикомандировать к какой-либо экспедиции, и заезжий искатель приключений получал и командировку и, вслед за нею, в уважение влиятельной в высших сферах особы, и крестик или чин. Эти господа не нуждались в деньгах: они не знали, что
впервые была издана в 1842 году в журнале «Библиотечка для чтения» под псевдонимом Е. Хамар-Дабанов, также дается описание найтаковской гостиницы:
«...Завиделся Ставрополь. В продолжение семи верст езды вы рассматриваете его расположение по скату горы; оно вам понравится, особливо после утомительной картины степей. Несколько больших зданий, потом глубокий овраг, усеянный домиками, несколько церквей и садов — прекрасный вид!.. В Ставрополе найдете одну только роскошь, которой всю цену узнаете в особенности зимою. Это — гостиница. Стол в ней довольно дурен; но все чрезвычайно дорого, и в этой-то дороговизне большая выгода: сволочь не лезет туда. В этом трактире, который есть род клуба, вы проводите целые дни и находитесь в обществе всех приезжих, которых весною бывает очень много. В эту пору из всей российской армии съезжаются офицеры, командируемые на текущий год участвовать в экспедициях, равно как и те, которые кончили свой год и ожидают отправления к своим полкам. Гостиница — единственное место, где с некоторым удовольствием можно проводить время в Ставрополе: помещения опрятны, пространны и изрядно меблированы; первая комната — бильярдная, вторая
— столовая, третья — довольно большая зала, далее — две гостиные, в которых найдете «Русского инвалида», «Северную пчелу» и несколько ломберных столов, почти не закрывающихся. Прислуги довольно. Она опрятно одета и изрядно наметана. Честь и слава Найтаки, хозяину этого заведения!..».
В гостинице Найтаки М.Ю. Лермонтов останавливался неоднократно, начиная с 1837 года. В этой гостинице, по словам современника Николая Сатина, он встречал и приезд в Ставрополь императора Николая 117 октября 1837 года. Этот сюжет подробно излагал ставропольский лермонтовед Андрей Васильевич Попов: «С утра Большая улица города была переполнена не только местными обывателями, но и крестьянами, и казаками, специально прибывшими сюда из окрестных сел и станиц. От станицы Старо-Марьевской до Ставрополя по обеим сторонам дороги были расставлены смоляные бочки, долженствовавшие освещать путь царю. В 8 часов вечера вдали показались движущиеся огни: это казаки скакали с факелами, сопровождая поезд царя.
Дружеская компания декабристов и их приятелей сидела в гостинице за шампанским, когда с улицы, со стороны Тифлисских ворот, послышалось «ура». «Мы вышли на балкон, — вспоминает Сатин, — вдали, окруженная горящими смоляными факелами, двигалась темная масса, в этой картине было что-то мрачное.
— Господа, — закричал Одоевский, — смотрите, ведь это похоже на похороны. Ах, если бы мы подоспели».
И выпив залпом бокал, он прокричал по-латыни что-то такое, чего осторожный Сатин не решился передать в рукописи своих «воспоминаний».
(С латыни то были слова приветствия римских гладиаторов Цезарю: «Идущие на смерть приветствуют тебя»).
Дерзкий отчаянный тост ошеломил всю компанию. В своих воспоминаниях Сатин продолжает:
— Сумасшедший, — сказали мы все, увлекая его (Одоевского) в комнату. — Что вы делаете?! Ведь вас могут услышать — и тогда беда!
— У нас в России полиция еще не научилась по-латыни, — ответил он, добродушно смеясь...
Об этом событии рассказал и писатель С.Н. Голубев, в прошлом ученик Ставропольской мужской гимназии, которому в 1908 году, со слов самого Сатина, рассказал учитель латинского языка П.Н. Черняев:
«...Представьте себе ночь — осеннюю ночь, черную, как... Ну, вообще черную. Через Ставрополь проезжал Николай I. Император. Конечно — иллюминация... Плошки чадят... Народ толпами. Словом, так. А в гостинице — молодые люди. Один
— поэт... Ага! Что — интересно? Вот! Другой — тоже поэт... Из декабристов.. Одоевский Александр... Оба — между двумя ссылками... И егце один будущий поэт, молоденький Сатин Николай. Были друзья, — просвещенные, честные, смелые... Да... Я знал Сатина... Он мне и рассказывал это... Стариком... Очень болен был и рассказывал.. Вот сидели они... Разговаривали. Пили вино. Было о чем поговорить — о? И за что выпить и умереть... Ну, хорошо... Так! Вот... Вдруг декабрист Одоевский Александр выскочил на балкон. Плошки чадили... Мрачно! Заметьте: император был в Ставрополе, и Одоевский закричал: «Авэ Цезар, моритури, тэ салютант!» Все испугались — страшно. Не знаю, как Лермонтов... Может быть, и он испугался. А? Вы думаете — нет? Вот... Схватили Одоевского за руку.
— «Что ты, брат? Услышат, беда! «Ну, господа, русская полиция по латыни еще не обучена!» — Правильно. Но — смело. Даже — до дерзости: — а?».
Здесь надо сказать, что к старости Николай Сатин путал имена и время многих событий. Об этом, в частности, писал в своей книге «Лермонтов на Кавказе» и сам А.В. Попов.
Как пишут сегодняшние лермонтоведы ВА. Захаров и В.Н. Кравченко, к приезду Николая I в Ставрополь все декабристы, до этого находившиеся в той же гостинице Найтаки, а именно Нарышкин, Назимов, Черкасов, Лорер, Розен и Одоевский или рке были отправлены в назначенные им полки, или как ЕЛ. Розен еще не добрались до Ставрополя. В городе с Лермонтовым из декабристов могли быть лишь Голицын и Лихарев.
Думается, что отечествоведы все же найдут документы, касающиеся пребывания в Ставрополе декабристов в день приезда сюда императора Николая I. Это только небольшой сюжет в сложной истории взаимоотношений и контактов Николая I и декабристов и короткий факт из многостраничной истории Ставрополя.
К этому следует добавить, что в Кавказской войне, помимо основной массы порядочного русского офицерства, участвовали «сынки» из богатых сословий, попавшие на Кавказ ради чинов и орденов, а также ради возможности бесшабашного времяпрепровождения. Так, известный педагог и литератор Михаил Краснов, в своей книге «Просветители Кавказа» по этому поводу писал: «...Ставрополь в это время, как центр управления всех войск правого фланга, переполнен был искателями приключений и военных отличий. Среди них находились и графы, и князья, и вообще люди с громкими фамилиями, заехавшие сюда для легкой добычи чинов, орденов и военной славы. Все это им легко давалось: стоило только предъявить от какой-либо интересной особы рекомендательное письмо и просить Завадовского, или другое близкое к нему лицо, прикомандировать к какой-либо экспедиции, и заезжий искатель приключений получал и командировку и, вслед за нею, в уважение влиятельной в высших сферах особы, и крестик или чин. Эти господа не нуждались в деньгах: они не знали, что делать со своими деньгами. Большинство из них в Ставрополе, а летом в Пятигорске, предавались разгулу и дебоширству, помешать которым боялись местные власти. Останавливаясь на почтовой станции, помещавшейся тогда в Ставрополе в двухэтажном доме, они занимали верхний этаж его и вели крупную картежную игру, распивая при этом шампанское. (Речь идет о «Найтаковской» гостинице, где нижний этаж занимала почтовая станция — авт.). Они не прочь были угостить и всякого проезжего, остановившегося на станции. Горе тому, кто отказывался от угогцения: его спускали на простынях со второго этажа в окно на улицу. Так было не в одном Ставрополе, но и в Тифлисе, где начальство было покрупнее».
В одном из архивных дел Ставропольского полицейского управления, хранящихся в крайархиве, именуемом «О необходимости вести строгое наблюдение за офицерами, приезжающими на Кавказ для участия в делах против горцев и проживающих в Ставрополе, так как они устраивают кутежи и вообще ведут разгульный образ жизни», в частности говорится:
«...Беспрерывно доходит до сведения Государя Императора, что офицеры, командированные на Кавказ для участия в делах против горцев, производят разные беспорядки и особенно в Ставрополе, где собираются в один известный трактир, занимаются картежною игрою либо проводят время в неумеренных пиршествах, отчего ссорятся и, наконец, вызывают друг друга на дуэль... Дабы предотвратить это зло на будущее время, Его Императорское Величество повелеть соизволил: 1. Ставропольскому коменданту полковнику Лещенко, за допущение известных беспорядков, сделать строгий выговор. 2. Означенный трактир в Ставрополе, если он служит исключительно сборищем для картежных игр и других бесчинств, немедленно закрыть».
Гражданский губернатор Ольшевский на требование Государя ответил военному министру: «...Что касается упомянутого трактира купца Найтаки, то закрыть это заведение нет никакой возможности, потому что он есть одно из лучших в Ставрополе и существует для снабжения продовольственными потребностями и для необходимого размещения приезжих, в особенности посетителей Кавказских Минеральных Вод. Но порядок в нем будет наведен».
В 1843 году в Ставрополе оказался известный швейцарский живописец-акварелист Иоганн Якоб Мейер, участвовавший затем в военной экспедиции на Уруп и оставивший нам свои акварели «Лагерь по Урупу», «Сражение», вошедшие в золотой фонд летописи Кавказской войны. Мейер также останавливался в гостинице Найтаки и записал в своем дневнике: «В номерах, общих залах, бильярдной можно было увидеть кавказских линейных офицеров в темно-синих черкесках с алыми газырями, тенгинцев в темно-зеленых с красными отворотами сюртуках, гренадеров, егерей, бомбардиров...».
К тому времени умер Иван Ганиловский, владевший двумя домами по Черкасской улице и зданием, сдаваемым в аренду под городской театр, а также торговыми лавками в Гостином ряду. Еще ему принадлежали и были подарены городу здания Думы и Духовного училища. Сын же Ганиловского Андрей, а затем внук Евгений влезли в долги и были вынуждены продать отцовские дома, в том числе и старое здание ресторации. В 70-е годы XIX века оно было приобретено Иваном Такиджиевым, армянским купцом, который на этом месте построил в 1898 году новое, вобравшее в себя некоторые части старой усадьбы Ивана Ганиловского.
До недавнего времени в этом здании находились ресторан «Эльбрус» и музыкальное училище. А сегодня, как бы в память о Петре Афанасьевиче Найтаки, в здании, кроме различных магазинов и кафе, размещается греческое общество «Ана- генниси», что значит «Возрождение». Сегодня на этом перестроенном здании висит мемориальная доска с надписью: «В этом здании находилась «Ресторация Найтаки», названная в честь известного грека-предпринимателя Петра Найтаки. Здесь останавливался М.Ю. Лермонтов, декабристы. Памятник архитектуры XIX века. Построен И. Ганиловским».
И рке в ходе работы над этой книгой авторам стал доступен редкий и интересный план города Ставрополя, приблизительно датируемый 1840 годом. На нем в квартале между современными улицами Р. Люксембург и Г. Голенева детально вычерчены крупные сложноплановые здания с пристройками, явно отличающиеся от окружающих их мелких домов. Корпус одного из этих строений выходит на центральную улицу в центре квартала и обозначен номером — 17. В экспликации под этим номером называется «Ресторация»! Теперь можно так же, как Л.Н. Польский, промерить расстояние от углов квартала и точно определить местонахождение знаменитой Найтаковской ресторации.
Петр Афанасьевич Найтаки был арендатором и знаменитой казенной гостиницы в Пятигорске, где останавливались многие великие сыны России, приезжающие на Воды. В Кисловодске он содержал первые меблированные комнаты.
Сын Петра Афанасьевича, Алексей Петрович, продолжил отцовское дело. В архивах сохранился датированный мартом 1851 года документ — предписание наместника Кавказа графа М.С. Воронцова ставропольскому губернатору Н.С. За- вадовскому «О передаче казенных гостиниц и омнибусов на Кавказских Минеральных Водах А.П. Найтаки».
«Препровождая к Вашему Превосходительству две докладные записки Пятигорского 1 -й гильдии купца Алексея Найтаки касательно взятия на содержание рес- торационных заведений Кавказских Минеральных Вод, — писал М.С. Воронцов, — а также омнибусных заведений, я нахожу, что предложения Найтаки должны быть уважены, но: 1) я не могу дозволить Найтаки в продолжение оброчного содержания омнибусов увеличивать цену за проезд пассажиров противу таксы, существовавшей в прошедшем году; 2) не могу также дать г. Найтаки положительного обещания насчет уплаты денег за выставляемых на лето лошадей для развозки корреспонденции, т.к. это должно совершенно зависеть от Вашего усмотрения и соображения, нужно ли будет Найтаки, независимо от возки, посредством омнибусов, корреспонденции, еще содержать почтовых лошадей для отправки курьеров и пассажиров по казенной надобности...»
В летнее время А. Найтаки занимался торговыми и предпринимательскими делами на Кавказских Минеральных Водах. Об этой странице жизни Алексея Петровича рассказывает сотрудник Дома-музея М.Ю. Лермонтова А.Н. Коваленко: «К 1839 году в Пятигорске проживало четырнадцать представителей греческих семейств. Имя одного из них — Алексея Петровича Найтаки (1805—1881) — не только оставило след в истории Ставрополья, Кавказских Минеральных Вод, но и нашло отражение в художественной и мемуарной литературе.
С конца 20-х годов XIX столетия на протяжении почти двадцати лет он был арендатором Пятигорской казенной гостиницы, которую в те времена зачастую называли по его имени «Гостиницей Найтаки». Все здесь было устроено на европейский манер и в подражание Петербургу.
С Найтаки были знакомы А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, декабристы и многие другие из тех, кто останавливался или посещал арендованные Алексеем Петровичем здания. О нем упоминает в своих воспоминаниях сослуживец М.Ю. Лермонтова А.И. Арнольди (1841 год), он стал одним из персонажей романа Е. Хамар-Дабанова (Е. Лачиновой — авт.) «Проделки на Кавказе» (1844 год). Местное начальство отмечало отличный порядок, заведенный арендатором.
Свой капитал, умножавшийся с годами, Найтаки использовал не только ради собственной выгоды, но и на благо городов-курортов. Известно о его пожертвованиях в пользу батальонной церкви 3-го Кавказского линейного батальона в Кисловодске. В 1838 году, движимый состраданием к заключенным, находящимся в Пятигорске в подвалах, он выстроил на свой счет городскую тюрьму, истратив на это несколько тысяч рублей. За этот благородный поступок Найтаки был награжден золотой медалью на Аннинской ленте с надписью «За полезное».
Продолжая приумножать свои доходы, Алексей Найтаки к 1852 году стал купцом 1-й гильдии. Именно ему были поручены столь важные дела, как содержание на Минеральных Водах омнибусов, развозка почтовой корреспонденции и предоставление приезжим лошадей для безостановочного проезда по экстренным надобностям...
За верную службу России Кавказский наместник М.С. Воронцов в 1851 году разрешил пятигорскому жителю Найтаки возвести в центре города два дома для приезжих — фактически частную гостиницу. Здесь же были устроены и торговые лавки.
Алексей Петрович Найтаки несколько лет был пятигорским городским головой (1858—1860). На эту должность граждане города избирали самых уважаемых горожан, готовых принести общественную пользу. Одним из таких деяний Найтаки этого периода стало увеличение площади единственной тогда в городе Скорбященской церкви.
Умер Алексей Петрович Найтаки 5 ноября 1881 года и был похоронен на старом пятигорском кладбище рядом с отцом — таганрогским купцом 3-й гильдии Петром Афанасьевичем (скончался 8 ноября 1857 года).
Путешествовавший по России в начале двадцатого века член Московского Историко-Родословного общества В.И. Чернопятов на старом пятигорском кладбище увидел две могилы. В книге «Некрополи нескольких мест Кавказа» он посвятил им скупые строки: «Петр Афанасьевич Найтаки, 80 лет, умер 1857 года ноября 8. Пятигорск. Алексей Петрович Найтаки, 76 лет, умер 1881 ноября 5. Пятигорск».
Семейство Найтаки разрослось. Представители одной из ветвей проживали в Пятигорске до Гражданской войны. После победы Красной Армии оставшийся в живых Вадим Михайлович Найтаки оказался за границей. Его отец, Михаил Алексеевич, в 1923 году умер от голода в Пятигорске. Сын, Михаил Вадимович, переписывался со ставро- польчанами в надежде вернуться к далеким дням юности. В 1997 году Надежда Вадимовна Найтаки, живущая в Париже, впервые оказалась на земле Пятигорья. «Это была моя самая заветная мечта, — говорила она тогда, — побывать на родине отца».
Через несколько лет Надежда Вадимовна Найтаки приехала и в Ставрополь, где присутствовала при открытии мемориальной доски на здании, где некогда находилась знаменитая ставропольская «Найтаковская гостиница».